Сумерки года
Буйный ветер срывает последние сухие листья с низко опущенных ветвей деревьев. Жёлтые листья берёз, красные – осин, серые ольховые и буровато-сизые ивовые устилают лесные тропы, скрывая следы зверей, поспешно стремящихся создать запасы корма на лютую зиму, или наесться до отвала перед зимней спячкой, то есть накопить максимально возможное количество жира. Он будет расходоваться как энергетическое топливо во время неблагоприятных условий урало-сибирской зимы.
Медведи, летучие мыши, барсуки, бурундуки, ежи, енотовидные собаки ищут укромные места в тайге, оврагах, прячутся под выворотками, завалами, в кучах хвороста, норах и старых гнёздах, чтобы с первой весенней капелью вылезти наружу и своим радостным криком восславить приход весны. «Дохнул осенний хлад, дорога промерзает, журча ещё бежит…», - как эти слова великого поэта вселяют в душу лёгкое, неуловимо-воздушное вос- приятие природы, кажется возможное только в наших краях.
Но и в октябре, хотя и не каждый год бывает «бабье лето». Налетит тёплый южный ветерок, растают тучи, появится солнце и прогреет всё вокруг на несколько дней. Благодать!
И всё же… всё меньше солнечных дней. Моросящий дождь сменяется мокрым, липким снегом. Всё тише и глуше лесные звуки. Почти все перелетные птицы уже улетели. Лишь печальный клич последних гусиных и лебединых стай будит хмурое, низкое свинцовое небо, да запоздавшие табунки нырковых уток оживляют на время унылые озёра и пруды.
Но им вдогонку уже спешат наши зимние северные гости: свиристели, снегири, щеглы, чечётки. Одни серенькой незаметной тенью скользят по обвислым веткам берёз, обирая семена из серёжек, другие яркими красками мелькают по нашим палисадникам, садам и огородам. Вся осёдлая пернатая мелочь спешит запастись хотя бы минимумом кормов на черные зимние дни. Кедровки, сойки, кукши, поползни, пищухи и синицы, насытившиеся за ещё сравнительно длинный световой осенний день, прячут кедровые орехи, семена хвойных деревьев, сорняков и злаков в дупла и трещинки коры. Полусонный бурундук лениво затыкает вход в подземную кладовую с обильным запасом семян и зерна. Белка перетаскивает предварительно засушенные грибы в укромные места поближе к гайну. Барсук выбросил из своего городка старые постели, насушил для новых травы и листьев папоротника, натаскал в кладовые различных крупных семян, жуков, высушенных предварительно лягушек, ящериц и мышей. Вот-вот он заткнёт тёплой затычкой последний вход в свой город-дворец и спокойно заснёт под завывание первых вьюг.
Ещё недавно мы совсем редко слышали о медведях, а сейчас всё чаще встречаем их следы на песчаных дорожках и тропах или на илистых берегах речек и озёр. И даже на первом осенне-зимнем снегу порою отпечатываются его голые ступни. Точь-в-точь прошёл снежный человек. Но медведю не до наших эмоций: он занят поиском новой зимней квартиры. Натащит в какую-нибудь яму под еловые выворотки ворохи подсушенной травы и мха, зароется в них, заложит себя сверху сучьями и будет спать до тех пор, пока яркое весеннее солнце талыми ручьями не подмочит ему постель.
Бобры запасли корма (ветки и обрезки стволов ивы и осины) подо льдом и ушли в свои зимние норы и хатки. В хатки из тростника и рогоза спрятались ондатры. Только им не надо создавать запасы – сочные корни тростника, рогоза и других водных растений всегда рядом с их столом. Летучие мыши корм не запасают. Они плотным комком забились в крупные дупла старых деревьев и, повиснув вниз головой, оцепенели до весны.
Звери, которые бодрствуют зимой, надели густые пушистые шубки (лисы, волки, куницы, рыси). Другие сменили не только густоту, но и цвет своих шубок. Колонок из бурого стал рыжим, косуля и белка из рыжих – серыми, заяц из серого – белым, горностай и ласка из буро-коричневых – белыми.
Озёра и пруды покрылись льдом. На реках появились забереги, которые увеличиваются с каждым днём, хотя посредине ещё бежит ледяная, свинцового цвета вода. Природа начала готовиться к зиме.

Топь
Ух-х-х-х…  Ничего не успел понять… Только что усталый и злой решил пересечь полянку на болоте. Сколько я этих болот исходил, сколько насмотрелся дурацких фильмов с трясинами на ровном месте, но сам попал как глупый пацан…
Обходить болото, которое я видел многократно с вертолёта и с патрульного самолёта, не захотел: это затянулось бы на пять-шесть часов. А напрямую – полчаса. Густой ельник с пихтами и кочками по колено прервался этой самой полянкой с изумрудно зеленой, как бы подстриженной травкой. Ширина – метров шесть.
Меня даже не остановило, что первые шаги я сделал как по туго натянутой сетке батута. Мои мысли были далеко от обыденности. И вдруг, без всяких брызг лечу в бездну. Выныриваю в густой мутной жиже. Отфыркиваюсь. Хорошо ещё, что ружьё висело на шее параллельно земле и руки лежали поверх него. Именно это не дало погрузиться глубоко. Сейчас ружьё мешало мне двигаться. Делаю несколько плывущих взмахов кролем. Руки с трудом вырываются из жижи, тело продолжает висеть вертикально, подбородок коснулся сырости. Вся зелёная полянка кажется вогнутой, кое-где вырываются вонючие пузыри. Мысль как молния – трясина! Стоп! Без паники! Не затем я сюда шёл, чтобы исчезнуть незаметно. Интересно, в сводках – «пропал без вести». Нет, это не по мне! Медленно, осторожно, сдвигаю руки перед собой, подминая зелёненькую травку, ногами не болтаю. Ага! Не погрузился. Даже, кажется, приподнялся на пару миллиметров. Медленно поворачиваю голову. Позади до берега два метра, впереди четыре. Рука, инстинктивно, тянется к ружью. Мысль срабатывает позже: отстегнуть антабку карабина.  Отстёгиваю ту, что на прикладе.  Поднимаю ружьё за конец ствола и резко бросаю назад, держа карабинчик ружья в зубах. Вытягиваю шею вверх и назад. Хорошо!  Могу дышать. Последний шанс! Разворачиваясь, тяну ружьё на себя. Зацепилось! Ору на всё болото не скрывая радости. Освобождаю вторую руку, отплёвываясь пытаюсь медленно подтянуться к совсем близкому берегу.
Миллиметр, сантиметр, мыш-цы одеревенели. Минутный отдых. Ещё сантиметр. Дело пошло! Через несколько минут, показавшимися вечностью, цепляюсь пальцами за молодую пихточку. Она корнями сидит крепко. Вторая рука натыкается на чей-то корень. Тяну. Держит.  Теперь уже двумя руками вытягиваю себя на кочки. С чавканием вырывается из мерзкой жижи нога. Лежу на кочках, всё тело мелко дрожит. Полная потеря сил. Кажется, уже никогда не встану. Наконец, чувствую, что замерзаю: октябрь – не лето. Начинает темнеть. Медленно-медленно подтягиваю ноги, сажусь, опираясь на еловый ствол, затем встаю, цепляясь за него же. С удивлением замечаю за спиной рюкзак с дневной добычей: восемь рябчиков, вальдшнеп и косач. Застёгиваю ремень на ружье.
Впереди двести метров кочковатого болота и шесть километров сухого пути до дома. Одна за другой зажигаются звёзды. Душа поёт! Через пару часов перешагну порог тёплого жилья, обниму жену, несмотря на её ворчанье. Да какое ворчанье!? Оно – бесконечно любимая музыка! И спать, спать, спать.

Наваждение
В сгущающихся сумерках тихо скрипнула калитка. Лёгкий ветерок мягко, ненавязчиво мазанул крылом по заплаканному дождём оконному стеклу. Под окном, на дощатом тротуаре ворохнули охапки опавших листьев и раздвинулись, как бы пропуская кого-то. Почти неслышно щёлкнула дверная задвижка и с тоненьким продолжительным шуршанием отворилась входная дверь. Дохнуло в лицо запахом перепревших листьев. Мягкой лапкой закрылись глаза, веки слипались. Тихим, тягучим шёпотом прошелестели над ухом какие-то слова. Но я их не понял.
Сквозь дрёму услышал удаляющееся слабое поскрипывание половиц. И тишина! Наползает сон. Не могу пошевелить ни руками, ни ногами. Тяжёлые, как свинец, веки продолжают слипаться, слипаться… Сплю… В затухающем сознании мелькнула молнией мысль: «Это приходила прощаться чаровница осень!». Обрушилась глухая темнота. А на губах застыла загадочная улыбка…

Читателям

Я не люблю писать о том,
Что вовсе мне не интересно.
Впустую, зря махать пером,
Считаю совершенно неуместным.

Я слова не пишу о Боге и любви,
И о политике совсем не заикаюсь,
Таких полно! Ты только посмотри!
Зачем писать, о чём давно
все знают.

Я лучше о природе напишу!
О прелести тайги и о болотах,
Не буду вешать на уши лапшу,
А напишу, о чём писать охота!

В стихах я постараюсь передать
Все знания о зверях и о птицах,
О тех, кого вы можете не знать,
Уверен! Это в жизни пригодится!                

Краски осени

Нависли капельки дождя
На длинных иглах
стройных сосен,
Набухла влагою земля,
Ну что ж, на то она и осень…
Красны рябиновые кисти,
Как ярким пламенем горят.
Злым ветром оборвало листья
И вот они с дерев летят.
Коврами пёстрыми накрыты
Луга, поляны и тропинки,
А краски летние забыты,
Как акварельные картинки.
И вот уж иней появился,
Сверкает нежно по утрам,
Цвет небосвода прояснился,
Осенним рады мы дарам.
Тихонько осень отшуршала,
Засыплет снег её следы,
Наряды осень потеряла,
Но не теряла красоты…

Глухомань

Глухоманные ночи, зябкие
рассветы,
День, хотя и ясный, но уже не тот.
Улетая птицы, шлют во тьме
 приветы,
И чернеет вскопанный в зиму
 огород.
Мягко стелет листья по тропинкам
осень,
И плетёт по лесу сказочный узор,
Задаёт нелепые мне порой
вопросы,
Ублажает изредка мой печальный
взор.
Травы потускнели, полегли уныло,
Ветер хулиганистый воет по ночи,
Жалкая улыбка средь ветвей
застыла,
И кукушка-счетовод
уж давно молчит.
Воды свинцовые гонит река
Шепчут камыш и рогозник устало,
Тучи сменили давно облака,
Годы летят… их немного
осталось…      

 
Осенний мотив

Под тихий шорох опадающей
листвы
Бреду в глуши тропинкою
знакомой.
Дни поздней осени по-прежнему
нежны,
И  здесь я чувствую себя как дома.
Лишь треск сучка сухого
под ногой
Нарушит гулким эхом  
безвременье.
И можно встретиться с самой
Бабой-Ягой,
А с Лешим разрешить
свои сомненья.
Кружась, слетит листок
последний с ивы,
Опустится на гладь лесного
ручейка.
И кажется, я навсегда такой
счастливый,
Хочу, чтоб это всё
осталось на века!

Обманчивая осень
    
Раскрасит осень листья
все наоборот,
Одарит полным их пестряным
спектром.
Она же листья все попозже
и сорвёт,
Вдаль унесёт холодным
резким ветром.
Потом, забыв о Бабьем лете
обещаньи,
В глуби сыреющих чащоб
зароется,
Дождём заплачет мелким
на прощание
И за густеющим туманом
тихо скроется.
Глаза залепит с маху
мокрым снегом,
Припорошит леса, дороги и поля.
Растает непременно тот
после обеда,
Останется лишь мокрая
и грязная земля…

Октябрь

Тусклое небо, блёклый закат,
Листья последние в кронах дрожат,
Пёстрым ковром покрывается осень,
Лишь в поле блестит изумрудная озимь.
Речка покрыта узором из листьев,
Утром туман по-над нею зависнет,
Крик журавлиный затих в вышине,
Замер ольховник в глухой тишине.
Кисти рябины повисли от скуки,
Алые гроздья просятся в руки,
Жаром кусты пламенеют калины,
Дни коротки, а уж ночи
так длинны…
Автор Вадим Севеташов.