Автор рассказов и стихов Вадим Светашов.
Макушка лета
Июль – самый жаркий месяц. Над полями стоит дрожащее марево. На солнцепёке выгорает трава. В лесу невозможно спрятаться от горячего сухого воздуха, даже в густом ельнике душно. Только у воды находишь спасение, но здесь поджидают полчища кровососов. Неожиданно наплывают тучи, грохочет гром, сверкают молнии, с неба обрушиваются потоки воды. Всё впитывает в себя драгоценную влагу: земля, травы, деревья. Недаром такие дожди называют «грибными». Через сутки-двое куда ни глянь, везде из-под мха, листьев, травы выглядывают разноцветные шляпки и просятся в корзину. Не зевай! А то опять наступит жара и сушь.
Зацвела липа, разнося вокруг такой аромат, что голова кружится. Деревья опутаны жужжащим роем пчёл. Липовый мёд самый вкусный и полезный. Цветут лекарственные травы: душица, зверобой, пустырник, тысячелистник, манжетка… всех не перечислишь. И тоже надо их вовремя собрать, засушить, сохранить. Куда ни глянь, травы цветут, переливаясь всем спектром радуги, но всё же начинает преобладать белый цвет. В лесу и на опушках целые ромашковые поляны, на сухих лугах кругом белые зонтики сныти, на сырых – шапки таволги (лабазник). Только на старых гарях и вырубках малиновое море иван-чая (кипрей).
В начале июля поспевает земляника. Её бывает так много, что кажется: под каждым листочком прячется горстка рубинов. По опушкам берёзовых колков наливается красным соком клубника. Немного позже в борах поспевает черника, а на вырубках и в редколесье – малина. В конце месяца с болота можно прийти с полным лукошком голубики.
Птицы уже не поют, только изредка можно услышать их голоса. У одних вторые кладки, другие выкармливают второй или поздний выводок, третьи обучают подросшим птенцам своим птичьим премудростям. У кого-то выводки распадаются, и птенцы начинают самостоятельную жизнь. У певчих птиц выводки объединяются в небольшие стаи и вместе с родителями кочуют по пустошам и лугам в поисках корма. В середине месяца перестаёт куковать кукушка. Говорят, она "захлебнулась". Самцы глухарей и тетеревов в воспитании потомства участия не принимают. У них идёт интенсивная линька, и они практически не могут летать. А вот родители перепелов и серых куропаток вместе по утрам выводят многочисленное потомство из кустарниковой чащи на поля. Селезни всех видов уток теряют разноцветное весеннее оперение, летать не могут и забиваются в такие крепи, куда ни человек, ни четвероногие хищники не пробираются. То же самое происходит и у гусей.
Заканчивается линька у копытных, шерсть становится блестящей, полностью исчезает подшёрсток. У самцов лосей и косуль к концу месяца сходит бархатистая шкурка с рогов и они окостеневают. Лосята и косулята постепенно переходят к питанию растительностью, но молоко матери ещё занимает большое место в их рационе. Барсучата начинают выходить на промысел, но всегда держатся вместе с родителями. Волчата и лисята учатся охотиться. Для этого взрослые звери приносят им полузадушенных или раненых животных. У зайцев продолжается помёт «колосовичков». У всех куньих распадаются выводки. Молодые зверьки покидают норы и убежища, начиная самостоятельную жизнь. У взрослых куниц начинается гон. Беличьи выводки так же распадаются, и начинается второй гон. Молодые ондатры расселяются по ближайшим водоёмам, у взрослых начинается второй гон. Бобры активно строят плотины на ручьях и речках, где из-за жаркой погоды резко понизился уровень воды. В начале месяца идёт нерест у карпа, сазана и линя.
Продолжается сенокосная страда. На заливных лугах подтянулась отава. Возможен второй укос. Луга и лесные поляны постепенно покрываются стогами свежего сена.
Чем ближе к концу месяца, тем обильнее и разнообразнее грибы во всех уголках леса.
Любители попариться в русской бане спешат заготовить берёзовые веники. Приятно долгой зимой почувствовать запах ушедшего лета.
Страх
Иду по борозде, пропаханной когда-то среди редкого и невысокого соснового молодняка. Солнце только-только, брызнув лучами, поднялось над вершинами деревьев. Но они мне не мешают, поскольку светят в спину. Заблестела холодная роса на поникшей траве. Почему-то именно борозду облюбовали рыжики. Приходится наклоняться почти на каждом шагу. К большому сожалению, они маленькие и большие, ярко-рыжие и уже отливающие зеленью, испещрены червоточинами. В корзинку попадает только каждый пятый-шестой, и она наполняется медленно. Всё внимание приковано к земле под ногами. Обидно раздавить совсем ещё маленький, но ядрёный рыжик.
Неожиданно утреннюю тишину разрывает грозный и резкий звук. Он похож одновременно на мощный выдох, всхрап и фырканье. Поднимаю голову, выпрямляюсь. Увиденное и услышанное буквально парализует. В десяти-двенадцати шагах от меня напряжённо стоит огромный кабан-секач. Голова поднята, мохнатые уши торчком. Отчётливо вижу, как на его морде шевелится пятачок, с прилипшими к нему комочками влажной земли. Маленькие глазки злобно сверкают под солнцем. Левая нога приподнята, короткий хвостик, с кисточкой на конце, оттянут назад. Щетина на горбу – дыбом.
Не поворачивая головы, скашиваю глаза вправо, влево. По обе стороны только редкие, пышные сосенки ненамного выше меня. Спрятаться некуда. Кажется, даже зашевелились волосы под кепкой.
Немая сцена продолжается несколько секунд. Наконец, ноздрей секача коснулся мой запах. Утробно ухнув, кабан резко повернулся и стремительно бросился прочь. Уже глуше послышался его голос, потом ещё глуше, и уже на пределах слышимости, в последний раз.
Я шумно и судорожно выдохнул. Оказывается, я всё это время не дышал! Ноги не держали. Медленно опустился на кромку борозды и нервно рассмеялся, увидев в руке перочинный ножик с коротким лезвием. Прошло несколько минут, прежде чем я осознал, что неизвестно, кто кого больше напугал.
Дрожь в коленках как-то мгновенно прошла, я поднялся с бровки и продолжил любимое занятие – поиски рыжиков. Но перед этим не удержался и посмотрел, чем занимался этот страшный зверь. Оказывается, он увлечённо рыл землю, разыскивая червей или личинки насекомых, а может быть сладкие корешки. Поэтому подпустил меня так близко…
Повезло!
Небольшой пепельно-серый зверёк с большущими чёрными глазами проснулся в своём тёплом дупле. Он потянулся и сладко зевнул, показав крепкие резцы и розовый язычок. Дупло досталось зверьку в наследство от большого чёрного дятла желны. Тот с подругой долго трудился, выдалбливая его в толстой сырой осине, вывели и вырастили в нём птенцов, но на следующий год жить здесь не пожелал. Хитрый зверёк ещё с осени облюбовал его, но занимать боялся, так как желна часто ночевал в нём. Но как только дятлы ранней весной начали долбить новое дупло, он тут же занял старое. Натаскал в него зелёный мох, лишайник-бородач и даже насобирал немного лосиной и заячьей шерсти.
Получилось прекрасное тёплое гнездо. В сильные морозы он затыкал леток моховой затычкой и в тепле мог переждать несколько суток, сладко посапывая на мягкой подстилке, укрывшись пушистым широким хвостом…
Как не хотелось выходить из уютной квартирки, но кушать-то надо! Зверёк лениво высунул округлую голову с маленькими ушками из дупла. Солнце только-только закатилось за верхушки деревьев, но его лучи освещали пока ещё голубое безоблачное небо. Вот-вот начнёт смеркаться. Самое время найти хорошую пищу и вкусно поужинать.
Зверёк лениво выбрался из дупла на сухой сучок, торчащий рядом с дуплом и сгорбившись просидел на нём некоторое время. Затем плавно оттолкнулся и ах… прыгнул в никуда. Мгновенно выбросил в стороны передние и задние лапки и между ними натянулась тонкая кожистая перепонка, покрытая мягким серебристым мехом. Зверёк плавно спланировал через небольшую прогалинку и буквально припечатался к стволу березы…
Вы, наверное, уже поняли, что перед вами только что появился удивительный представитель нашего животного мира, которого называют белкой-летягой. Правильнее бы назвать его просто летягой, так как белкам он довольно дальний родственник.
Летяга, а это был молодой самец, ловко перебрался по стволу к вершине дерева и повторил свой трюк. На этот раз он «перелетел» на ольху, растущую на берегу лесного ручейка. Ольха была вся увешена серёжками – любимой пищей летяги. Балансируя на тонких ветках, зверёк откусил ветку с пучком серёжек и перебрался к стволу. Сел на задние лапки на толстую ветку, перехватил передними гроздь, и с удовольствием принялся уминать серёжку за серёжкой.
А в это время вдоль поймы ручья бесшумно летела бородатая неясыть – самая большая после филина сова. Днём она тоже, как и летяга, отдыхала, спрятавшись в глухом старом ельнике. К сумеркам успела проголодаться и сейчас вылетела на охоту. Она уже успела поймать двух полёвок, но это лишь притупило голод. Мелкие птицы успели попрятаться в свои ночные убежища. Глухарь, обкусывающий хвою на высокой сосне был ей не под силу. Правда, видела она в кустах одинокого зайца, но на него неясыть решилась напасть в случае крайнего голода, да и то только на открытом месте. Крупный заяц вполне мог дать должный отпор крылатому хищнику. Сова села на своё любимое место – сухостойную сосну на краю высокого леса. Засада была удобная. С неё хорошо просматривалась долина ручья и две больших поляны.
Казалось, птица сидела неподвижно и напоминала серый нарост на сером стволе сухого дерева. Но так только казалось… голова постоянно была в движении. Она медленно вращалась то в одну, то в другую сторону и даже поворачивалась назад. Круглые жёлтые глаз внимательно «ощупывали» окрестность. Любое шевеленье тут же становилось объектом внимания.
Летяга догрыз последнюю серёжку из кисти, отбросил пустую ветку и отправился за следующими серёжками. Зоркие глаза неясыти мгновенно засекли движение. Она вся подалась вперёд и сконцентрировала взгляд на зверьке. Летягу сова видела впервые и приняла его за обыкновенную белку. Белки становились её добычей не единожды, хотя и очень редко. Она от предвкушения удовольствия даже чуть не щёлкнула клювом, но вовремя сдержалась. Едва зверёк начал откусывать очередную ветку с серёжками, неясыть бесшумно снялась с соснового сучка.
Большие чёрные глаза летяги хорошо видели в наступившей темноте. Он в последний момент заметил надвигающуюся опасность и прыгнул с ольхи вниз. Не ожидавшая такого поворота событий, сова вцепилась своими страшными крючковатыми когтями в опустевшую ветку. Судорожно глянула вниз и не поверила своим глазам: вместо того, чтобы упасть на землю и разбиться, белка, расправив перепонки-крылья удалялась, планируя над поляной. Размышлять было некогда, и хищница бросилась в погоню. Она уже почти нагнала беглеца и вытянула вперёд лапы, но летяга повела хвостом как рулём, повернула траекторию полёта почти под прямым углом. «Приземлилась» на еловую лапу, и тут же скрылась в её густой кроне.
Бородатая неясыть, как огромная бабочка затрепетала перед чащобой ветвей. Внутрь кроны ей забираться не было смысла, там она бессильна перед юрким зверьком. Злобно щёлкая клювом, сова полетела прочь. А летяга, забившись в самую гущу переплетённых ветвей, ещё долго дрожал от страха.
Сегодня ему крупно повезло, и он остался жив. А будет ли наукой это происшествие на его жизненном пути, мы так и не узнаем.
Ужиная охота
Мы сидели с приятелем на невысоком берегу реки, забросив удочки. Клевало плохо, но раз уж приехали, решили дождаться вечерней зорьки. Солнце постепенно склонялось на северо-запад и уже не так пекло, как днём, хотя было ещё жарко. Лёгкий ветерок отгонял редких назойливых комаров, так что вполне можно было загорать. Несколько в стороне внизу от нас в воду заходила небольшая глинистая отмель, которую облюбовали лягушки. Они поочерёдно выбирались на неё из воды, сонно и неподвижно сидели какое-то время, а затем с места в прыжке бултыхались в воду. Наблюдение за ними как-то скрашивало наше времяпровождение.
Вдруг приятель толкнул меня в плечо и показал пальцем на реку. Наискосок, с противоположного берега, извиваясь и приподняв голову над водой, плыла змея. Когда она подплыла поближе, стали чётко видны два жёлто-оранжевых пятна на затылке. Уж! Только почему он решил переплыть реку? Может, кто столкнул с берега? Да нет, он вполне целенаправленно продвигается к отмели. Подплыв к берегу, он вылезать из воды не торопился, только выдвинул на сушу голову и небольшую часть туловища. Оставшуюся часть распрямило течением. О! Это был великолепный экземпляр! Длиной около восьмидесяти сантиметров. Матово чёрная чешуя блестела на солнце, раздвоенный язычок то появлялся, шевелясь, изо рта, то исчезал.
В это время на отмели находились три лягушки, причём две из них головой к ужу. Какое-то время змея лежала неподвижно, а затем медленно двинулась в сторону потенциальных жертв. Казалось, не заметить ужа было невозможно – узкое чёрное тело контрастно выделялось на жёлтой глине. Лягушки же только таращились на него большущими выпуклыми глазами и не двигались, хотя до ужа не было и полутора метров. Лягушка, сидящая спиной к ужу, прыгнула в воду, оставшиеся даже не пошевелились. Вот расстояние сократилось сантиметров до тридцати. Промежутки между извилинами тела уменьшились. (Ощущение сжимающейся пружины) Последовал молниеносный бросок, и голова лягушки исчезла в пасти змеи. Вторая лягушка как-то медленно и неуклюже повернулась и в два прыжка нырнула в реку. Жертва передними лапками пыталась сорвать голову ужа со своей, задние лапы бестолково елозили по глине. Уж сделал глотательное движение, и снаружи осталась лишь задняя часть лягушки с дёргающимися лапами. Охотник полежал около минуты, затем очередной глоток и из пасти торчат половинки задних лап. Следующий глоток -- не стало видно и их. Зато за головой ужа образовался комок, похожий на шар, Который медленно продвигался к середине туловища.
Я покосился на поплавок. Его не было. Потянул. Тяжело. Дёрнул удилище и из воды вылетел отличный окунь. Сверкая чёрно-зелёной чешуёй, шлёпнулся на берег. Когда я взял его в руку и глянул на место ужиной охоты, то увидел чёрную извивающуюся полосу, медленно исчезающую в прибрежной траве.
Привидение
Проснулся от духоты в палатке. Вечером комаров было жуткое количество, так мы часа за три до того, как забраться в неё ночевать, густо опрыскали внутри репеллентом и вход плотно зашнуровали-заклеили. Из-за этих комаров даже уху толком не поели, столько их в котелок налетело, слой сантиметра два был. Весь навар с варёными комарами выплеснули. А уха-то какая получилась! Из отборных карасей!
Попытался выглянуть в окошко, затянутое марлей, но увидел лишь одну черноту. Ладно, думаю, посплю ещё немножко, хоть душно, зато комаров нет. Но заснуть не удалось: дружок мой, рыбак, начал выводить такие рулады! Толкнул его легонько в бок, храп прекратился. Только навалилась дрёма – опять храп. Толкнул – тишина. Через пару минут всё по новой. Не выдержал, выбрался из палатки. На северо-востоке слегка начало сереть. И всё равно не зги не видно. Плотный-плотный туман. Буквально на ощупь пробираюсь к берегу. Ага, вот и перевёрнутая лодка. Мокрющая! Пошарил под лодкой, нашёл сухую дощечку, сел. Это же надо! Чёрно-серый туман, давно такого не видел. Работают только уши. Плеснула рыба, истошно заорала-закрякала утка, прошуршала мышь под лодкой, просвистели над головой чьи-то крылья, и послышался шлепок об воду. Удивительно, но нет ни одного комара.
То ли туман редеет, то ли глаза привыкают, но медленно проступают очертания прибрежного тростника и ветвей ивы над головой. Но что это? Уши улавливают непонятные звуки. Шлёп, шлёп, шлёп-шлёп, бууульк! Тишина. Снова шлёп – по воде, но ближе. В тростнике медленно проявляется белёсая сгорбившаяся масса ростом в пол человека. Переместилась. Шлёп. Стоит неподвижно минуту, другую. Кажется, оно заметило меня! Выпрямляется и… исчезает. Остаются лишь смутные очертания. По спине забегали мурашки, и она стала холодной. Замер, не могу пошевелиться. Светлеет. Туман действительно начинает рассеиваться, но как медленно тянется время…
Привидение слегка шевельнулось и шагнуло. Шлёп… будто пелена слетела с глаз. Да это же серая цапля! Как я сразу не узнал, не догадался! Правда, стоит сказать, что я не только не видел, но и ни разу не слышал о том, что серые цапли здесь встречаются. Но на Волге, в Казахстане, Украине, Молдавии, где я бывал, это обычные птицы и я видел их многократно.
Цапля медленно наклонилась, вытянула шею… Бууульк! Голова резко ушла под воду и вынырнула из неё с крупной серебристой рыбкой, торчащей поперёк длинного клюва. Птица дёрнула головой вверх, рыбку в клюве развернуло головой в горло, и она там исчезла. Видимо я непроизвольно шевельнулся, восхитившись сноровкой такого рыбака. Цапля подпрыгнула, издала громкий каркающий звук, и медленно махая широченными крыльями, взлетела над тростником. Да и размах крыльев, наверное, около двух метров.
Туман к этому времени почти рассеялся. Я вскочил на лодку и долго из-под ладони смотрел, как на фоне восходящего над лесом солнца, над тростниковыми зарослями медленно взмахивая крыльями летит, нет, не летит, а плывёт в воздухе эта удивительная птица.
Через год я вновь увидел одиночную серую цаплю, летящую над р. Пышма вверх по течению в районе д. Пилигримовой. Её видели несколько раз за лето рыбаки, но других сведений не поступало.
У костра
У костра лежу в потёмках,
Всё таинственно вокруг,
А от шорохов негромких
Замирает сердце вдруг.
Тучи клочьями повисли
Над вершинами осин,
И невнятный шёпот листьев
Навевает вязкий сплин.
Ухнет филин за болотом,
Замычит тревожно выпь,
А на коже отчего-то
Высыпает дрожи сыпь.
В костерке трещат поленья,
Искры гаснут в вышине.
И, наверно, без сомненья,
Кто-то прячется во тьме.
Тени пляшут между ёлок,
Что-то треснуло в ночи,
Долгим свистом невесёлым
Перекликнулись сычи.
Кто-то там шуршит в тумане
Где-то дерево скрипит,
Но меня уж не обманешь!
Сплю! Природа тоже спит…
Отдых
Вот Канары, вот Сейшелы,
И Анталья с ними иже.
Даже слушать надоело,
Разве отдых в том Париже?
Это всё давно знакомо,
Пыль подняли до небес.
Не сидится если дома,
Взял корзинку – да и в лес!
По лесной пройдусь тропинке,
С полной возвращусь корзинкой.
Такой отдых - только в прок,
Для души моей и ног!
Земляничная полянка
Земляничная полянка
Ждёт нас утром спозаранку.
Выйду рано, до рассвета
Поглядеть на диво это.
Через луг бежит тропинка,
А какая здесь картинка!
В ярком платье золотом
Вся лужайка за кустом.
Это лютики-трава
Распустились здесь с утра.
А за ними в кромке леса
Всё в купавках. Интересно!
Золотистые шары
Лета раннего дары.
А вокруг сосновый бор
Приглашает нас на сбор.
Ясно стало, что в бору
Много ягод наберу.
Вот они! Одна к одной!
Под зелёною листвой.
Подставляю им ладошки
И прошу нырять в лукошко.
Принесу я их домой,
Лето вспомнится зимой.
Ароматное варенье
Выйдет всем на удивленье.
Угощайтесь, не стесняйтесь,
Добром лето вспоминайте!
Тихая охота
Проснулся утром рано, окрестности в тумане.
Сегодня без обмана тайга зовёт и манит.
Дожди прошли грибные пришла пора корзине.
Леса ждут голубые и коль ты не разиня,
Давай на тихую охоту быстрее собираться.
Оставить прочие заботы, идти и не сдаваться.
Сквозь чащу медленно бреду, обшаривая взглядом,
Конечно, я грибы найду, но мне любых не надо.
Я поклонюсь царю грибов, который боровик,
К нему добраться нелегко, сдаваться ж не привык.
До беломошника дойду и сквозь лишайник серый,
Тебя замечу и найду, родной грибочек белый.
Мелькнёт чуть жёлтая нога и шляпка в шоколаде,
Мандраж появится слегка, как будто я в засаде.
Но вот рука уж не дрожит, я не тяну резину,
Блеснула тускло сталь ножа и гриб летит в корзину.
Проходит половина дня, тащусь под тяжкой ношей,
Как хорошо, что нет дождя, а день – такой хороший!
Cенокосная пора
Вспоминаю время – сенокос,
Запах свежее скошенных ромашек,
Бархатную ночь с мерцаньем звёзд,
Под сосной раскинутый шалашик.
Звон с утра наточенной косы,
Пот ручьями на спинах и лицах,
Время ранней утренней росы,
И сверканье дальнее зарницы.
Толпы кровососов-комаров,
Над зелёной солнечной поляной,
Тихий треск в костре горящих дров,
Свежесть предрассветного тумана.
Беспредельно голубую неба высь,
Тлеющий дымок костра призывный,
Ты живой картинкой сохранись,
Не уйди, как звуки с песней дивной.
Как хотелось как-нибудь опять
Снова возвернуться в нашу юность,
Но не повернётся время вспять,
Лишь бы оно в памяти вернулось!
Уха
Под развесистою ивой
Я сижу такой счастливый.
Ведь сегодня вечерком
Три десятка поймал окуньков.
И сейчас с нетерпенья дрожу,
Тридцать первого я вывожу.
Удилище согнулось дугой
Видно, окунь попался большой!
Принесу я домой полведра окуней,
И уху заварю для тебя повкусней,
Чтоб твоя об еде не болела душа,
Ведь до пенсии уж не осталось гроша.
|