Начало зимы
В декабре приходит настоящая зима. Снежный покров постоянно увеличивается. Под белым одеялом спят поля, белые шапки на деревьях и кустах. Озёра и пруды давно закованы в ледяной панцирь, замерзают последние перекаты на реках. Редкие морозы переходят в затяжные холода. Начинаются зимние вьюги.
В лесах стоит ватная тишина, изредка прерываемая тихим писком синиц, да перестуком дятлов. Дни стремительно убывают. Очень длинны утренние и вечерние сумерки. Низкое солнце уже не греет. Небо постоянно хмурое. Тяжёлые свинцовые облака нависли над землёй и часто прорываются мелким, колючим снегом.
По лесам мелкие воробьиные птицы кочуют стайками, перемещаясь от дерева к дереву в одном направлении. В таких стайках всегда несколько видов птиц и занимают они разные уровни. В верхушках крон копошатся московки, гренадёрки, корольки. В середине кроны деловито обследуют ветки большие синицы, белые лазоревки, ополовники. Нижние ветки, подрост и кустарники облюбовали буроголовые и сероголовые гаички. По стволам шныряют поползни и пищухи. Ни одна трещинка в коре, почки, серёжки, хвоинки, пазухи не остаются без их внимания. Вместе веселее, да и врага заметить проще. Птицы даже научились понимать друг друга: подаст поползень сигнал тревоги и все синицы, корольки и пищухи моментально прячутся. Свиристели и снегири продолжают совершать налёты на рябины и дикие яблони, щеглы и овсянки обирают семена сорняков на пустошах и заброшенных огородах, чечётки всё так же ловко перепархивают по тонким веткам берёз, потроша серёжки. Глухари полностью переходят на питание хвоёй и почками сосны. Образуют небольшие по количеству особей, как правило, однополые группы. Самки и самцы живут и питаются отдельно. В морозы, при наличии глубокого снега, ночуют в снежных норах. Тетерева полностью переходят на питание берёзовыми серёжками и почками. Собираются в большие (до нескольких десятков птиц) стаи. Ночуют в снегу. Рябчики питаются берёзовыми и ольховыми серёжками. Живут парами, реже небольшими группами. Ночуют в снегу. Серые куропатки начинают испытывать недостаток корма, начинают «прижиматься» к деревням, группируясь в зарослях бурьяна и кустарников. Часто выходят на дороги, по которым возят зерно. Вороны, вороны и сороки большую часть светлого времени проводят на мусорных свалках. Здесь же частыми гостями бывают сойки, реже кукши.
Лоси-быки сбрасывают рога. Прибылые лосята держатся около старых. Обычно лоси бродят семьями, но иногда сбиваются в группы до 10-15 особей. Кормятся молодыми побегами осины, ивы, сосны. С удовольствием гложут кору осин. Довольно редко поедают ветки ели, пихты, берёзы и можжевельника. Молодые самцы косуль сбрасывают рога, а у старых к концу месяца они начинают отрастать. Переходят на питание веточным кормом, но охотно поедают сено и веники, выкладываемые егерями и охотниками для подкормки. У кабанов заканчивается гон, секачи вновь превращаются в отшельников, а молодняк объединяется с самками. Зайцы в глубоком снегу натаптывают тропы, по которым можно ходить без лыж, не проваливаясь. Белки в сильные морозы затаиваются в гайне или дупле и могут несколько суток прожить без пищи. Лисы тоже морозы стараются пересидеть в норах. Бобры и ондатры на поверхность не выходят, питаясь созданными запасами и корневищами водных растений. Последние медведи забрались в свои берлоги. Все куньи почти полностью перешли на питание мышевидными грызунами, птицы очень редко попадают на их стол. Рыси переключились на добычу зайцев, подкарауливая их возле троп. Начинается икромёт у налимов.
Конец декабря – очередной перелом года. День медленно – на воробьиный скок – начинает при- бывать. «Солнце на лето, зима на мороз» – говорят в народе. Скоро Новый год!

Заячья напасть            
Прогуливаясь с собакой в начале декабря 2008 года по территории бывшего маслозавода, канувшего в лету, лихие 90-е, наткнулся на заячий след.
В настоящее время территория представляла собой обширный пустырь, заросший сорняками, малиной, бурьяном, мелким кустарником. Попадались даже отдельные берёзки, осинки и сосенки. С юга участок ограничен довольно оживлённой улицей (на неё ранее выходил фасад маслозавода), с севера – речкой Тугулымка, а с запада и востока – плотными заборами огородов соседних улиц.
Так вот, увидев свежий заячий след, я, конечно, удивился, и решил проверить, откуда он взялся в черте посёлка в трёхстах метрах от железной дороги, ограничивающей посёлок с севера. Пошёл по льду речки вверх по течению и вскоре всё выяснил.  Заяц припрыгал из леса, пробрался по речке под железнодо- рожным мостом и по речке же попал на пустырь. Обратного следа не было. Теперь понятно: заяц нашёл что-то вкусное и остался на днёвку. Искать зайца в густом бурьяне было бесполезно. Да и какой смысл! С ружьём не пойдёшь, всё-таки черта посёлка, стрелять здесь нельзя.
Снег не выпадал более недели. Я продолжал ежедневные прогулки по речке, благо снегоходами натоптали плотную тропу. Заяц с территории пустыря не выходил. Более того, вскоре появился второй входной след и заячьи выходы к речке, где он грыз прибрежный ивняк. Речку следы не пересекали ни разу.
Надо сказать, что у одного из владельцев участка, примыкающего к пустырю, был неплохой яблоневый сад, и мне подумалось, что заяц (или зайцы) вполне могут в него проникнуть. Встретив хозяина участка, я рассказал о возможных последствиях заячьих набегов. В ответ он только посмеялся, заявив, что зайцам здесь неоткуда взяться, да и забор у него плотный и крепкий. Потом несколько дней валил снег, мы перестали гулять по речке и постепенно эта история забылась. Каково же было моё удивление, когда меня в конце апреля остановил, буквально перебежав через улицу, владелец этого участка. Он взахлёб начал мне рассказывать о том, что, когда стаял снег, слегка подсохла земля и появилась возможность зайти в сад, он не преминул это сделать. Уже подойдя к первой яблоне, он ужаснулся: все ветки почти до полутораметровой высоты были обгрызены, кора на стволах обглодана, а земля под яблоней сплошь покрыта заячьим помётом. Это же оказалось и с остальными яблонями. Как он раскаивался, что не послушал меня. В заборе оказалась отставшая доска, и зайцы ухитрялись протискиваться в образовавшуюся щель. В результате они обгрызли и обглодали всё, до чего могли дотянуться с поверхности снега.
Яблони так и не отошли от подобного издевательства и все до одной засохли. А зайцы в последующие годы на пустыре не объявлялись.

Придурок
Охота не задалась. Свежий лосиный след нашли быстро. Крупный бык, пересёк дорогу не более часа назад и сейчас должен быть на лёжке.
Забрался в салон вахтовки, объяснил, что и как. Бригада оживилась, принялись расчехлять ружья, прильнули к заиндивевшим окнам. Объехали участок леса по квартальным просекам. Честно говоря, я думал, что лось уйдёт в болото, но выходного следа не увидел. Обрадовался! Лось лёг внутри загона, не доходя болота, скорее всего в известном мне сосновом молодняке. Всё ясно: проводим загон.
 Расставил стрелков по номерам, отсекая лося от болота, то есть по наиболее вероятному пути его бегства. Вернулся, оставил вооружённого водителя рядом с машиной на входной след, и отправился тропить. Загон провели по всем охотничьим правилам, но получилось так, что лося я так и не увидел. Каким-то образом он меня почуял, и ломанулся через густой соснячок, только ветки затрещали. Подошёл к лёжке, остановился, жду выстрела, ведь бык галопом направился прямо на цепь стрелков, на номера. Напрасно прождал минут пять. Тишина, нарушаемая только недалёким стуком дятла. Что-то не сладилось! Вышел по следу на дорогу, протрубил сбор в ствол ружья. Быстро собрались у следа. Провели короткий разбор. Получилось так, что лось проскочил через дорогу посредине между двумя номерами по самому частику. Произошло это за какие-то доли секунды. Оба охотника даже не успели вскинуть ружья, как он исчез. Все расстроились, конечно, но что поделаешь, охота есть охота. Сейчас фортуна повернулась к нам задом.
Проверил, у всех ли разряжено оружие, и мы понуро отправились к машине. Хотя, впрочем, особого уныния не было: день ещё только начинался. Впереди крутой поворот, за ним должна показаться машина.
– Сейчас выходим, а вместо нашей машины лось стоит, – пошутил я.
Поворачиваем, и оторопело останавливаемся. Посреди дороги, боком к нам стоит лось и смотрит на нас, только он стоит не вместо машины, а между нами и машиной. Все в замешательстве. Кто-то пытается снять ружьё с плеча, заранее зная, что стрелять нельзя: в створе машина, из кабины которой медленно вылезает водитель. Хлопнула дверца, лось повернул голову в сторону машины и продолжал стоять. Да какой это лось? Так себе, лосишка! Коровьи рога, без единого отростка – второгодок.
 – Придурок, – кто-то тихо сказал сзади. Лось повернул голову к нам. Создалось такое впечатление, что если бы это был человек, то он недоумённо пожал плечами. Развернулся и спокойно пошёл в сторону болота, высоко поднимая ноги. Никто даже не пытался зарядить ружьё и выстрелить.
 – Ну, Кузьмич, ты даёшь! Прямо – экстрасенс – послышался сзади тот же голос.

Оборотень
Каждый год, начиная с декабря, я устраивал кормушку для птиц. Подвешивал её на иргу напротив окна, чтобы можно было наблюдать за посетителями. Насыпал в поддон крошки хлеба, зерно, семечки, выкладывал гроздья рябины и калины. Под крышу кормушки подвешивал на крепких нитках кусочки несолёного сала.
Желающих полакомиться на даровщину было великое множество. Кормушка не пустовала весь короткий зимний день. Воробьи степенно клевали крошки и различное зерно, реже семечки. Большие синицы выхватывали у них из-под клюва семечка, взлетали на ветку и там, придерживая лапкой, разделывали их, а затем подвешивались к кусочкам сала, и раскачиваясь щипали его. Щеглы дожидались, когда улетят задиры воробьи, быстро склёвывали несколько мелких зёрнышек (пшено) и так же быстро улетали. Снегири медленно и задумчиво шелушили семечки и заедали их рябиной. Свиристели налетали шумной стайкой и в несколько минут разделывались с запасами рябины и калины, при этом разбрасывая половину в снег под кормушкой. Пришлось большую часть кистей рябины подвешивать на ветки.
Залетали подкормиться и лесные гости (дом в трёхстах метрах от леса).  Чаще других прилетал поползень. Этот любил тыквенные семечки. Он выхватывал одно из кучки, летел на дерево, вставлял в какую-либо щель и долбил острым и крепким клювом. Прилетали синички-гаички. Они без разбора добирали всё, что оставалось от других гостей, кроме ягод. Изредка наведывался малый пёстрый дятел. Он как бы копировал действия поползня. Дважды видел седоголового дятла, который, прижав лапкой кисть рябины, поглощал ягоды одну за другой. Вороватые сороки иногда подлетали к кормушке, садились рядом на ветки, но внутрь не забирались.
Однажды, выглянув в окно, я увидел ворону, сидевшую на толстом сучке рядом с кормушкой. Она вытягивала шею, хватала клювом сало и тянула на себя. Нитка, которой привязано сало была крепкой, кусок в конце концов выскальзывал из клюва и начинал раскачиваться как маятник. Ворона же упрямо продолжала свои попытки. Я испугался, что она перевернёт кормушку или проглотит сало вместе с ниткой и подавится. Не одеваясь, быстро выскочил в сад. Я подошёл к ней метров на пять, но ворона не улетала, только косила глазом и продолжала своё чёрное дело. Я кышкнул на неё. Ворона заорала дурным голосом «Кар-р-раул», и хлопая крыльями улетела прочь. Я буквально остолбенел. Не ворона, а оборотень какой-то! Но ведь кто-то же научил её этому слову!
И тут на память пришёл эпизод из далёкого детства. В начале мая я подобрал в лесу едва начавшего оперяться птенца ворона не более полутора недель отроду.  Он весь дрожал и еле держался на неокрепших лапках. (Подробности описаны в рассказе «Вещая птица»). Он вырос и прижился у нас на участке возле дома. Мы с отцом назвали его Карлом.  Когда выносили ему что-нибудь вкусненькое, кричали «Карл, Карл!» И где бы вороненок ни был, он моментально подлетал и садился на плечо. Как-то раз он подлетел к отцу, удобно устроился на плече и неожиданно представился: «Карл». Правда у него это получилось, как «Кларл». Мы долго смеялись, а потом, когда к нам приходили гости, отец его вызывал и предлагал представиться. Он неизменно произносил «Кларл» и при этом хитро наклонял голову на бок, как бы говоря: «Ну что, съели?» Мы пытались научить его другим словам, но птица оказалась ленивой и учиться не хотела. Но на своём языке он с нами разговаривал, и мы часто понимали, что он от нас хочет.
Вспомнив эту историю, я пожалел, что прогнал говорящую ворону. В последствии я часто выглядывал в окно и даже клал в кормушку кусочки мяса, но чудо не повторилось и больше не пришлось увидеть эту удивительную птицу.

Рубеж
Уже давненько просвистел
Осенний вихрь опавших листьев,
Пушистый белый снег летел
На глянец льда озёр застывших.
Потом метелица задира
Смела снежок на берега,
Позёмка ночью долго выла,
Разворошив в лугах стога.
Декабрь пришёл, принёс с собою
Мороз, сугробы вдоль забора,
Дымки столбами над трубою,
На окнах странные узоры.
Он славно справил службу эту,
Я знаю, что я говорю,
Устав, передал эстафету
Началу года – январю.             
 
Белый стих
На льду застывшего пруда,
В зеркальном отражении,
Висит застывшая луна,
Как будто без движения.
Заиндевелый  лес стоит,
Кусты кухтой покрылись,
Снежинок мягких рой летит,
Сугробы появились.
Все белым-белы поля,
Нет движенья в кочках,
Лишь ведёт куда-то вдаль
Лисий след цепочкой.

Декабрь
Распоясалась стихия,
Что ни день, то новый бзик,
То свистят ветра лихие,
То мороз крутой стоит.
Скукожилясь от мороза,
В снежно-белых кружевах,
Наша русская берёза
На семи стоит ветрах.
По укатанной дороге
Белый конь в санях летит,
И наводит в нас тревогу
Леденящий стук копыт.

Зима пришла
Скованы реки бронёй ледяной,
Вьюга свирепо гоняет снежинки.
Даль отделилась белесой стеной,
Мечется ветер по мёрзлым тропинкам.
Саваном мёртвым покрыты поля,
Солнце уныло глядит из-за тучи.
Стынет под снежною ношей земля,
Лыжи скрипят в тишине однозвучно.
Заяц надел свою белую шубку,
Белую шубку надел горностай.
Норка проскочит по наледи зыбкой,
Хочешь увидеть? – смотри, не зевай.
Вот пробежала лиса по поляне,
Длинной цепочкой оставила след.
У полыньи в млечно-белом тумане
Бобр доедает свой горький обед.
Стая клестов на еловой макушке               
Шишки на завтрак себе потрошит.
Серая белка, с кистями на ушках
С поздним рассветом до дома спешит.
Солнечный лучик сверкнул меж осинок,
Засеребрилась кухта на кустах.
Сотни чуть видимых ярких искринок,
Ссыпались с веток, осели в руках.
Нет! Не хочу я сегодня домой,               
Варежкой молча сгоняю слезинки.
Под лапой сосновой над головой
Звонко смеются прозрачные льдинки.